Царевна с Петроградской - Жан Гросс-Толстиков

– Ага, – кивнула та. – Знакомся, Тонечка… Это Серафима Аркадьевна, наш главврач. Если не дай Бог что, все излечит-исцелит добрый доктор Айболит.

– Антонина, – приветливо улыбнулась молодая женщина новой знакомой.

– Серафима Аркадьевна, – кивнула в ответ главврач. – Правильно, Олеговна, говорит, не дай Бог нам с тобой по делам видеться… Лечить тут считай нечем, поэтому и болеть не советую. А на чай с баранками всегда заходи.

– Спасибо, – ответила Антонина.

– Васильевна! – позвала Серафима Аркадьевна другую женщину. – У тебя веник новый есть?

– А то ж, – отозвалась та.

– Угостим нашу новенькую? – засмеялась главврач. – Попарь девоньку.

– Нет-нет, что вы, – попыталась отказаться Антонина. – Да и где я дочь оставлю.

– Я присмотрю, – парировала Настасья Олеговна. – Не отказывайся… Зинаида Васильевна любого банщика за пояс заткнет. Как занова родишься!

– Ладно, – согласилась молодая женщина и была тотчас же подхвачена под руки главврачом и уведена в парную.

Зинаида Васильевна действительно мастерски прошлась веником по телу Антонины. Последняя стонала от удовольствия.

– Красивая ты девочка, Тонечка, – не удержалась от комплимента Зинаида Васильевна, когда все трое расселись на лавке в парной. – Как жаль такую красоту в мерзлоте губить.

– Что ты, Васильевна! В холоде красота только сохраняется. Это я тебе как врач говорю, – рассмеялась Серафима Аркадьевна и добавила нараспев. – Закаляйся! Если хочешь быть здоров… Постарайся! Позабыть про докторов… Водой холодной обливайся! Если хочешь быть здоров!

– То-то мы с тобой, Серафима, хорошо сохранились, – язвительно заметила подруга.

– Возраст берет свое, – согласилась главврач. – Но в общем…

– Не пугай девочку, – отмахнулась Зинаида Васильевна. – Глянь лучше, какая красивая… Кожа бархатная. Соком налита. Любить и лилиять.

– Так муж наверное же любит и лилиет, – усмехнулась Серафима Аркадьевна. – По нашим блядям от такой красоты бегать не будет. Счастливая ты, милая моя.

– Что вы такое говорите? – презрительно сморщилась Антонина.

Она стыдливо запахнулась в простынь, настороженно глядя на женщин. Последние переглянулись и молча пожали плечами.

– А ты как думала? – сказала Серафима Аркадьевна. – У нас тут мужики избалованные женским вниманием… Как очередной этап приходит, в комиссию так и наровят попасть. И чтобы бабы голышом стояли…

– Какие ба.. бабы?

– Ясно какие. Осужденные, – пожала плечами Зинаида Васильевна. – Серафима-то, как главврач, обязана там присутствовать…

– Подождите, – замотала головой Антонина. – Я думала в лагере только мужчины… содержутся. А вы говорите…

– Здрасте! Так ведь, Тонечка, и бабы «врагами народа» могут оказаться, – усмехнулась Серафима Аркадьевна. – Или из семей этих самых «врагов народа».

– А куда их девать, как не в лагеря? – подтвердила Зинаида Васильевна и с улыбкой добавила. – Кстати, говоря, ими я и заведую. И бытовая польза от таких имеется.

– Ну, я понимаю, уборщицами там, или шить-штопать, или на кухню, – неохотно соглашаясь, предположила Антонина.

– Шутишь, Тонечка. Кто ж их до такого допустить? – лукаво усмехнулась Серафима Аркадьевна.

– А для какой еще бытовой пользы, как вы говорите, можно использовать заключенных женщин?

– По женской части, разумеется. Мужики-то только хорохорятся, что они сами с усами, сильный пол, то да се… А пар же спускать нужно, иначе взорвешься. Перекипишь весь.

Перед глазами Антонины встали сцены ее с мужем ночных истязаний. Назвать это любовью язык не поворачивался. Молодая женщина невольно вздрогнула и, повинуясь запуганному подсознанию, крепко сжала колени.

– Серафима Аркадьевна? Вы имеете в виду, что их.., – не решаясь произнести свою догадку вслух, пробормотала Антонина.

– Вот именно, – подтвердила та, для достоверности дважды прихлопнув ладонью одной руки о кулак второй. – Понравившихся направляют в хозобслугу лагеря, где те становятся… мягко говоря, полюбовницами.

– А если отказаться? – тихо спросила молодая женщина, невольно скрестив на груди руки.

– За отказ отправляют на лесоповал и другие тяжелые физические работы, – безучастно пожала плечами Зинаида Васильевна. – Или того хуже, сажают в ШИЗО за «провинность» и морят голодом. Уж лучше ножки раздвигать. Целей будешь…

– Простите, – вздохнула Антонина, сползая с лавки и пятясь к выходу. – Мне… что-то… не хорошо.

– Привыкнет, – кивнула Зинаида Васильевна, провожая Антонину взглядом.

Выскочив из парной, молодая женщина отыскала соседку, забрала у нее Эльвиру и торопливо поблагодарила за банный день.

– Да куда же ты спешишь-то? – удивилась Настасья Олеговна.

– Домой надо… Там Петь.. Петр Кондратьевич один, – торопливо заплетая свои волосы в косу, ответила та.

– Я ж видела, ему и без вас там хорошо и спокойно, – хватая Антонину за руку, остановила женщина. – Не тревожь, девка, лихо пока оно тихо… А мы сейчас чайку организуем или еще чего покрепче.

– Мне бы Эличку покормить, – сослалась на слабовесомый аргумент Антонина.

– Покормим, – утвердительно кивнула Настасья Олеговна. – Глянь-ка сколько детишек у нас тут… Всех кормить нужно, и твою куколку покормим… Будешь молочную кашку, Эличка?

– Спасибо, – сдалась молодая женщина.

Настасья Олеговна отпустила руку Антонины, до этого момента крепко удерживаемую в сильной хватке, и с интересом уставилась на толстую косу. Черная, как смоль, она тяжело лежала на нежном женском плечике.

– Что-то не так? – забеспокоилась Антонина, заметив странный взгляд соседки.

– Все так, – задумчиво пробубнила та. – Не к чему придраться… Волосок к волоску… Будто узор плетенный. А и минуты не прошло.

– О чем вы, Настасья Олеговна?

– Как ты ловко косу заплела, – пояснила та. – Да еще с дитем на коленях… Прям прическа, что в праздный день в люди выйти.

– Бросьте, – смущенно улыбнулась молодая женщина. – Разве же это прическа.

– А вот не скромничай. Дал Бог талант в руки… Я ж тоже километры кос за свои годы заплела, но чтобы вот так… как ты… ловко да красиво – никогда не получалось.

– Я же парикмахер по профессии, – призналась Антонина, чем вызвала бурю эмоций.

– Что ж ты молчала-то раньше?! – воскликнула Настасья Олеговна и тутже огласила новость на весь банный зал. – Бабы! Счастье-то какое в наши края занесло.

Проходящая мимо Серафима Аркадьевна вздрогнула от неожиданности. Она покрутила пальцем у виска и вопросительно уставилась на голую, горланящую женщину.

– Олеговна, ты случаем не перегрелась в парилке-то? – нахмурилась главврач.

– Ты ж послушай, что узналось, – Настасья Олеговна всплеснула руками и звонко прихлопнула себя по бедрам. – Антонина наша Николаевна оказывается парикмахер высшего класса!

– Не то чтобы высшего, – скромно пробормотала виновница шумихи.

– Самого высшего! – восторженно уточнила женщина.

К скамье вокруг Антонины торопливо начали собираться заинтересованные женщины. Настасья Олеговна указывала на роскошную косу, но строго следя и отгоняя желающих ее потрогать, будто это был выставочный экспонат.

– А меня заплетешь? – послышались естественные вопросы. – И меня потом…

– А постричь можешь?

– У меня журнал моды есть!.. Я покажу. Сможешь сделать, как там?

– А я хочу, как у Орловой. Знаешь? Сможешь?

– Конечно, – кивая налево и направо, улыбалась Антонина, почувствовав себя вновь востребованной.

– Так, стоп! – громко крикнула Настасья Олеговна. – В парикмахерскую по записи. Я лично прослежу… А то я вас знаю, налетите всем кагалом. Человека житья и покоя лишите!

– Правда, можешь? – будто не замечая строгой женщины, галдели те. – Я заплачу…

Конец ознакомительного фрагмента.